Так случилось и в этот раз: завидев новое лицо в помещении, ребёнок умоляюще посмотрел на подростка, пытаясь дотянуться своей рукой до него. В его взгляде читалась просьба о спасении, но подросток прекрасно знал, что ничем помочь не может. Сколько бы он не пытался помочь ему, всякий раз всё заканчивается одним и тем же, одной и той же сценой. Тем не менее Айкава не может не протянуть свою руку в ответ, ибо внутри него всё ещё теплится надежда, что одна из его многочисленных попыток всё-таки будет успешной, в результате чего он сможет спасти себя.

Обе их руки тянутся друг к другу. Ребёнок пытается убедить себя в том, что его всё-таки спасут, а подросток хочет верить в то, что эта попытка не будет похожа на все его прошлые. Расстояние между их руками заметно уменьшается и достигает своего минимума. Мальчик почти дотягивается до возможного спасения, от чего в его глазах появляется слабый блеск надежды. Но стоит только рукам приблизиться, как рука старшего проходит сквозь руку ребёнка, от чего последний широко распахивает глаза, а секундой позже закрывает их, когда каблук Ханны врезается в его затылок, прижимая голову к холодному бетонному полу.

В этот раз тоже ничего не изменилось.

Всё также, как и всегда.

Старший Син здесь лишь наблюдатель.

Айкава с грустью оттягивает руку назад, возвращая её в прежнее положение. Его взгляд цепляется за бессознательное лицо мальчика, на котором прямо сейчас была изображена гримаса боли и ужаса, что испытывал ребёнок в данный период времени.

«Никогда не привыкну к этому зрелищу.» — разочарованно произнёс Син в своей голове, пытаясь не впасть в приступ отчаяния и гнева.

А младшая его версия слегка приоткрыла глаза и стала смотреть на него безжизненным стеклянным взглядом, от вида которого можно было ужаснуться. Глаза младшего Сина были лишены какой-либо ясности, словно две глубокие пропасти, поглощающие свет. Ничто не колебало это безжизненное мерцание, и лицо ребёнка превратилось в мрачную маску страдания. Его щёки были бледны, покрыты потом и мелкими кровавыми царапинами. От пыток его волосы, ранее тёмные, пропитались потом и алой кровью, прилипли к коже и казались ещё темнее. Веки, недостаточно сильные, чтобы их поднять, слегка приподнимались, и лишь почти незаметный блеск глаз отражал страх и отчаяние.

Атмосфера в помещении была насыщена запахом пота, крови и металла. Воздух был тяжелым и насыщен мукой и страданием. Потусторонний свет от грязных ламп, бьющий с потолка, создавал жуткую игру теней, словно вокруг существовала другая реальность — мрачная и безжалостная. Подобно тому, как тьма проникала в душу ребёнка, захватывая его сознание, так и тёмные тени усиливали влияние безжалостной атмосферы, захлестывая Сина своим мрачным образом.

Айкава не мог оторвать свой взгляд от мучающегося детского лица, которое являлось прошлым, зеркалом его собственных страданий. Горечь гнева и безысходности струила из его глаз, и он чувствовал, как эти чувства поглощали его душу. Он хотел помочь младшему себе, спасти его от боли и ужаса, но он был лишь свидетелем этого кошмара, слабый наблюдатель внутри своего собственного страшного сна.

Между старшим и младшим Сином происходило какое-то странное взаимодействие, словно они были связаны между собой в данный момент, и ни один из них не мог оставить друг друга. Страшное сходство в их глазах, отражающее одно и то же страдание, словно заставляло их между собой соединяться, несмотря на разделённое время и множество различий. Возможно, младший Син, погружённый в муки, по-своему ощущал присутствие старшего, который не мог помочь ему, но хотел бы сделать это с каждой своей клеткой.

Ощущения становились настолько реальными, что Син мог практически почувствовать тяжесть каблука, прижимающего его младшую версию к холодному полу. Каждый удар кнута вызывал дрожь в его собственном теле, словно его сознание сливалось с прошлым, и он сам ощущал все ужасы и страдания, что испытывал ребёнок.

Но всё это были лишь тени прошлого, замедленные и мучительные, словно зацикленный страшный сон. Син знал, что это происходит только в его воображении, в его памяти. Время, пространство и действительность разделяли их, но их связывала боль и страх. Он был пленником своего прошлого, той картины, что повторялась снова и снова, и он не мог освободиться от этой тяготы.

— Когда-нибудь я смогу тебя спасти. Я… я обещаю. — произнёс Айкава, глядя в глаза своей младшей версии, после чего прикрыл свои веки, погрузившись в пучины собственных мыслей.

Когда парень в следующий раз открыл глаза, пред ними предстала уже совершенно другая картина, что раньше никогда не беспокоила его разум. Теперь именно он принимал непосредственное участие в главных событиях.

Он стоял напротив сидящего на разбитой крыше здания Все За Одного, что прямо сейчас улыбался, глядя в его сторону. Он тут же вспомнил события роковой ночи, после которой его жизнь кардинально изменилась — именно в ту ночь он стал настоящим злодеем, которым и является по сей день.

— Какой же ты жалкий, старик. До последнего веришь, что тебя спасут, и до последнего веришь в то, что каждый будет исполнять твои приказы. — начал говорить он, чем вызвал немалое удивление не только у ВЗО, но и у самого себя, ибо он не хотел этого говорить. — Сколько?... Сколько невинных людей ты убил за то, чтобы твои планы осуществились? Сколько людей пострадало от твоей руки? Сколько людей ты обманул и предал, «босс»?

Айкава прекрасно помнил реакцию злодея на его слова, и прямо сейчас он ожидал увидеть её. Каково же было его удивление, когда ВЗО не перестал улыбаться, а лишь сильнее начал это делать. Это вызвало у парня негодование, смешанное со страхом.

— И чем же ты отличаешься от меня, Син? — задал вопрос злодей, чем немного удивил подростка. — В чём отличие? Разве ты не поступил также? — продолжал задавать вопросы он, всё больше и больше улыбаясь, разрывая кожу на лице. — Скольких невинных людей убил ты ради своей цели? Сколько ещё людей ты убьёшь ради мести? Сколько ещё будет невинных жертв, погибших от твоей руки?

На Айкаву начал нападать страх, ибо таких событий в прошлом он не помнил. Тело парня начало медленно трястись, хоть он и пытался подавить страх глубоко в себе, но каждая такая попытка была провальной. Лицо злодея же выглядело ещё более ужасающим, чем раньше.

— Мы с тобой очень похожи, Син. В некоторых аспектах ты даже намного ужаснее меня. Ты был бы идеальным кандидатом на роль моего нового сосуда. — проговаривал зловеще он. — Но одно различие у нас всё же есть. Знаешь, в чём оно состоит? — хищно улыбался он. — Я никогда не оправдывал свои злодеяния, в отличии от тебя. Долгое время ты прикрывался своей вымышленной идеологией и фальшивыми идеалами, которыми ты никогда не обладал. Хочешь поговорить про убийство невинных людей? А что ты можешь сказать про ту девушку, которую ты сжёг заживо в том переулке? Ты сделал это прямо на глазах у Курогири. — напомнил ему ВЗО, будто бы пытаясь сломить его дух. — А хочешь поговорить про смерть Штейна? Старик бы всё равно проиграл, после чего его бы арестовали, но ты поступил более радикальным способом, размозжив его голову своим щитом. — из уст злодея вырвался злобный смешок, с которым он продолжал говорить. — Быть может, ты хочешь вспомнить, как убил Всемогущего? Ты хотел убивать фальшивых героев, насколько я помню, и у тебя даже были в этом успехи, но чем же именно этот старик заслужил смерть от твоей руки? Месть? Разве это не противоречит твоим идеалам? — теперь уже Все За Одного смеялся во всю глотку, что сильно давило на Айкаву. — А что ты скажешь про свой грядущий план? Сколько невинных умрёт при взрыве здания? Ты об этом не думал?

— Замолчи! — заорал во всю глотку парень. — Замолчи! Замолчи! Замолчи! Ты ничего не понимаешь!

— А это действительно твои мысли и слова? — усомнился злодей. — Точно ли ты делаешь всё это?

— Замолчи! — кричал подросток.

— Не задумывался ли ты о том, что тебя контролируют? Или ты просто не хочешь этого допускать? Боишься, что всё то, что ты считал осмысленным, разобьётся на маленькие кусочки? Страшишься правды? — не останавливался ВЗО.