Дженсен медленно подошел к Сину и посмотрел на него, склонившись, словно оценивая свою победу. Он не испытывал радости от победы, он просто принимал результат как неизбежный и неприятный.

— Ты был хорошим противником, малыш, — произнес Дженсен, склонившись еще ниже, чтобы убедиться в результате. — Но каждая история должна иметь свой конец. Твоя история завершилась здесь.

Он потрогал шею Сина, чтобы проверить пульс, но уже знал, что не найдет его. Син не двигался, а это означало, что мужчина победил. По крайней мере так он считал.

Как только его пальцы коснулись тела парня, он тут же ощутил то, чего не должно было быть — он ощущал сердцебиение парня. В этот же момент его глаза расширились, когда он заметил, как на лице подростка появилась ухмылка, а его веки распахнулись. Дженсен не успел среагировать — Айкава быстро наставил пистолет на грудь бывшего солдата и выстрелил. Ровно на десятой секунде.

Дженсен почувствовал шок, когда осознал, что подросток остался жив. Его ум не мог сразу вместить эту неожиданность, и он отшатнулся, отдаляясь от подростка, смутно чувствуя, как пуля пронзила его грудь. Удар, хотя и не казался сильным из-за адреналина, заставил его потерять равновесие, и он тяжело опустился на землю.

В его глазах было нечто смешанное — удивление, паника, и неверие. Глубокий выдох прервался жестким кашлем, кровь начала резво вытекать из раны. Дженсен почувствовал, как лёгкость покидала его тело, а боль охватила его, мешая трезво мыслить.

— Вот чёрт, — произнёс Тодд, болезненно кашляя. — Ты знал, что я обману тебя?

— Это было очевидно, — встал с земли Айкава и отряхнулся. — Я прекрасно понимал, что ты не откажешься от своей причуды, потому и свою выключать не стал. Оставалось лишь притвориться подстреленным и подождать, пока ты перестанешь поддерживать способности и подойдёшь поближе.

— И выстрелил ты ровно на десятой секунде. Идеально, — слегка восхитился действиями подростка мужчина. — Ни одного нарушения правил.

— Я сам их предложил, так что нарушать их я не имел права, — пожал плечами парень.

Дженсен болезненно закашлял и принял лежачую позицию. Силы с каждой секундой покидали его, потому он не хотел их тратить для того, чтобы поддерживать сидячее положение.

— Поздравляю с победой, Син, — произнёс он.

— И стоило ли это того? — поинтересовался подросток, присев рядом. — Ты мог жить дальше, мог… сражаться вместе со мной на одной стороне. Ты… мог продолжать заниматься наёмничеством. Это же твой смысл жизни!

Дженсен не сразу начал отвечать на это высказывание. Его взгляд был обращён на ночное небо, которое в тот момент было полностью закрыто серыми облаками. Мужчина желал увидеть звёзды напоследок, но, увы, природа имела на эту ночь совершенно другие планы, и поспорить с ней он никак не мог.

— Я просто устал, Син, — начал говорить бывший солдат. — Всю свою жизнь я наивно полагал, что сам решаю, что мне делать, и сам принимаю решение, чем мне пользоваться, и каким мне быть. Считал себя свободным человеком, который делает лишь то, что он хочет, и верил в то, что никто не способен изменить этот ход вещей. На деле же никакой свободы у меня не было, — тяжело выдохнул он. — Вся моя жизнь состоит из поистине ужасных вещей. Отец меня никогда не любил, и он никогда бы меня не признал, хотя я отчаянно верил в это. Силы, которыми я пользовался, вовсе мне не принадлежат, ибо, как оказалось, родился без них, и мне вживили эту причуду, когда я был ещё ребёнком. Отправиться на войну я тоже решил не сам — отец приказал, а я покорно склонил голову и согласился, надеясь на то, что он перестанет называть меня своим главным разочарованием. Чёрт побери, я всю свою жизнь желал его признания, но даже тогда, когда я целился в его голову из пистолета, он не признал меня. Даже смерть не изменила его позицию, а это о чём-то говорит, — прикрыл глаза Тодд, чувствуя лёгкое жжение. — Мне казалось, что я нашёл себя на той войне. Думал, что вот оно — то, в чём я действительно хорош! Хорош в убийствах, в разрушениях, в отнимании жизней… по приказу кого-то сверху. У меня ничего не было, во что я бы мог верить тогда, потому принял для себя, что никогда не нарушу приказов, ибо, если я облажаюсь даже в этом деле, вновь стану бесполезным и никчёмным человеком, который может только разочаровывать. Думал, что в этом и есть моя свобода — моя свобода выбора! На деле же… я стал обычным пленником безвыходности, и с того момента я перестал видеть в жизни что-либо другое. Я… убивал, убивал, убивал, убивал и ещё раз убивал. Столько людей покинуло этот мир из-за меня. Со временем я начал понимать, что делаю… что-то не так, но остановиться уже не мог, ибо, остановившись, я бы сделал весь свой путь бессмысленным, а это значит, что я вновь бы стал тем, кем быть не хотел.

Из его груди раздался глухой, болезненный кашель, а из уголков рта потекла кровь. При каждом вдохе острый укол боли охватывал его, словно напоминая о неизбежности конца. Дыхание становилось тяжелым, неуправляемым, и каждый его выдох был похож на последний.

— Моя душа желала остановиться, желала прекратить этот ужасный путь, но я… боялся. Мне было страшно, Син, понимаешь? Я боялся стать… бесполезным, потому продолжал делать то, что когда-то признал собственным смыслом жизни, — он вновь закашлял, что на несколько мгновений прервало его речь. — В один момент в мою голову пришла мысль, как закончить всё это. Мне… мне нужно было провалить миссию, чтобы я закончил свой путь — именно такой конец был для меня идеальным. Что было грустно, так это то, что я не мог намеренно стать слабым, не мог поддаться кому-либо, ведь это шло вразрез с подчинением приказам. Все мои жертвы были на порядок слабее меня, что, разумеется, не давало им возможности победить меня. Потому я стал желать, чтобы когда-нибудь на моём пути встал враг, который окажется сильнее меня. Я стал мечтать о поражении, — улыбнулся он.

— Так вот оно что, — догадался подросток. — Вот почему ты отказывался заканчивать сражение.

— Ты, Син — мой идеальный враг, о котором я так долго мечтал. Ты стал тем, о ком я просил Бога с того дня, когда начал мыслить о поражении и провале миссии, и, наконец, Бог услышал меня. Моё желание… исполнилось, — слабо рассмеялся он. — Я… так рад.

— И чему же ты рад, придурок? — спросил Айкава, на чьих глазах уже виднелись слёзы. — Ты хоть понимаешь, что умираешь? Твоя жизнь закончится здесь! Какого чёрта ты так радуешься этому?! — мокрые дорожки образовались на его лице, и он даже не пытался их как-то скрыть.

— Ты бы… смог жить, осознавая, что вся твоя жизнь — не более, чем иллюзия? — внезапно задал вопрос мужчина. — Что бы ты сделал, осознав это?

— К чему этот вопрос? — искренне не понимал подросток.

— Я сломался, — тут же ответил мужчина. — Я оказался слаб перед жестокой реальностью, и это сделало меня рабом безысходности. Советую тебе подумать о том, как бы поступил ты, узнав, что вся твоя жизнь, которую ты считал настоящей — не более, чем кем-то созданная иллюзия, и большинство выборов в ней не принадлежат тебе.

Син был в недоумении. Тема разговора резко сменилась, и это не могло не заинтересовать подростка. Казалось, будто бы он пытался намекнуть на что-то, но на что именно — неясно.

Дженсен вновь открыл глаза и в последний раз посмотрел на ночное небо. Слабая улыбка возникла на его устах.

— Всю свою жизнь я делал то, что мне не нравилось, но мне приходилось считать это нужным, чтобы не впасть в отчаяние. Я… пытался добиться любви и признания отца, а когда не получил этого — убил его. Судьба познакомила меня с другими двумя людьми, которые также жили благодаря наёмничеству, и мне действительно нравилось проводить с ними время, но, увы, наши пути разошлись. Один из них умер, а второй пропал без вести — лишь я остался из знаменитой троицы наёмников, и я, скорее всего, разочаровал их своими поступками. Жизнь свела меня с красивой и умной девушкой, которую я даже успел полюбить, и я… разочаровал её, заставив её пойти на ужасный шаг, который испортил не только мою, но и её жизнь, а когда всё это вскрылось, я… убил её, — улыбка дрогнула, но не исчезла. — После всех тех ужасов, что я испытал в плену, судьба вновь одарила меня новыми знакомствами. Все они были молодыми, но при этом было в них что-то, что притягивало меня — человека, который практически дожил до сорока. Мы общались, веселились, смеялись и делали дела. Всё это было… так непривычно после долгих лет одиночества и отчаяния. И вот, когда, казалось бы, всё приходило в норму, я позволил всему этому исчезнуть — почти все они погибли. В живых остались лишь я и один парень, который стал моим главным подарком судьбы, — Дженсен повернул голову и с улыбкой посмотрел на лицо Айкавы, который был в шаге от истерики. — Я всю свою жизнь делал не то и не так, но хоть с другом повезло.