— Исходя из этого? — решил убедиться в своей теории Син.

— Я приму участие в твоей миссии. Можешь на меня рассчитывать. — с ухмылкой ответил Райт.

Син ощутил внутри себя смесь облегчения и радости, а затем наступило и полное спокойствие. Все сомнения и тревоги, которые могли возникнуть во время гонки и после нее, исчезли мгновенно. Теперь он знал, что не только смог преодолеть испытание, но и получил доверие и уважение от Максвелла, а также получил его согласие участвовать фактически в самоубийственной миссии.

Для Айкавы всё было просто прекрасно.

— Вот только я не могу понять одного. — произнёс Син, прикрывая глаза. — Зачем тебе всё это? Хочешь кому-то отомстить? Или же более престижные цели? — задал несколько вопросов он.

— Ты о чём? — слегка удивился Райт.

— Ты сам вызвался участвовать в том, что я планирую. Ты должен прекрасно понимать, что это — самоубийственная миссия. Ради чего ты хочешь выполнить её со мной? — спросил прямо Айкава. — В детстве были проблемы? Убили родителей? Ненавидишь героев? — решил предположить он. — Мне нужно хорошо знать тех, кто будет прикрывать мою спину в самый ответственный момент, так что поэтому мне нужно знать всё, что тобою движет.

Максвелл ухмыльнулся и посмотрел в глаза собеседника.

— У меня всё нормально. — ответил Райт. — У меня хорошие родители, что до сих пор живы. Я не подвергался издевательствам со стороны своих одноклассников. Что там было ещё? Ах, да, точно — я не ненавижу героев. — закончил отвечать на основные вопросы он.

— Тогда… — попытался снова задать вопрос Айкава, но был перебит.

— Мне просто хочется участвовать в интересных событиях. — назвал свою истинную причину Максвелл. — И я не хочу при этом сковываться правилами, рамками и законами. Именно поэтому я стал наёмником, а не героем. — чуть подробнее рассказал он. — Я хочу прожить яркую и насыщенную жизнь, пусть она даже будет короткой.

Максвелл, улыбаясь своей непосредственности, смотрел вдаль, словно видя в ней свою собственную судьбу. Затем, с глубокой уверенностью в голосе, он произнес довольно-таки философское высказывание:

— Жизнь — это путешествие, полное возможностей и опасностей. Мы не знаем, сколько времени нам отпущено, но мы можем сделать каждую секунду значимой и яркой. В мире, где правят правила и ограничения, я выбираю быть свободным, преодолевать границы и идти в ногу с приключениями. Возможно, оно короткое, но я предпочитаю погаснуть ярким пламенем, чем прожить тусклую жизнь в тени. Пусть наше время будет наполнено страстью, экстримом и смелыми решениями. Я выбрал для себя такую судьбу, Син, и я ни о чём не жалею. Да, быть может, я умру раньше своих сверстников, но, чёрт побери, я успею прожить такую жизнь, которая другим даже и не снится!

Эти слова могли звучать весьма воодушевляюще, но только не для Айкавы, у которого в голове возник очень интересный вопрос, который он тут же поспешил задать своему собеседнику, что прямо сейчас почти светился от радости:

— А не боишься ли ты, что, убив Звезду, ты испортишь эту самую жизнь другим людям? Испортишь её таким же, как и ты.

Райт недовольно нахмурился.

— К чему мне переживать о том, что мои действия как-то повлияют на других? Мне больше всех надо? — задал риторический вопрос он. — Все эти люди, окружающие нас, никогда не думают о том, как они могут влиять на чужую жизнь своими действиями. Каждый день правительство грабит нас, поднимая налоги, не улучшая при этом нашу жизнь; Каждый день несколько человек убивают несколько десятков человек, никого при этом не спросив; Каждый божий день наши деньги становятся всё меньше и меньше, а карманы наших чиновников становятся всё больше и больше. Как ты думаешь, кто-нибудь хоть раз подумал о том, что что-то из всего мною названного может плохо повлиять на мою жизнь? Да нихрена, чувак! Всем им насрать на меня, и насрать на всех остальных. — объяснял он, пытаясь донести до собеседника свою позицию. — А чем я хуже? Я должен быть альтруистом и помогать всем, заботясь о каждом? Нет, чумба, мне этого не надо. Пора бы уже признать, что наше мировое общество — сплошные эгоисты, что каждый день делают всё лишь ради себя. Поэтому, Син, если я захочу убить Звезду, я сделаю это, не заботясь о том, как это повлияет на других. Это моя жизнь, и я ни за что не стану делать её хуже из-за жизней других.

В этот самый момент на лице Максвелла буквально светилась радостная и уверенная улыбка. Похоже, эти слова он говорил от чистого сердца, и это не могло не задеть Сина, ибо у человека, что прямо сейчас стоял напротив него, была куда более высшая цель, чем у него самого, что стремится лишь отомстить. В этот момент его голову даже начали посещать мысли о том, что ему стоит просто остановиться и всё обдумать, что, быть может, сможет кардинально сменить вектор его жизни на более радостный и светлый. Однако, как эти мысли только появились, так тут же и исчезли, будучи поглощёнными желанием убить обидчиков и совершить свою праведную, как ему казалось, месть.

— А ради чего живёшь ты, Син? — спросил Райт, вновь взглянув в глаза собеседника, дабы увидеть в них искренность и блеск, что секундами ранее были у него.

Однако, к сожалению Максвелла, он не увидел ничего, кроме блеклого и безжизненного взгляда. Создалось впечатление будто бы прямо сейчас напротив Райта стоял… не совсем живой человек, и это немного пугало гонщика.

— Я живу ради того, чтобы отомстить, друг. — признался Син. — И пока моя месть не будет совершена, я ни за что не умру, какие бы сильные враги мне не попадались на пути.

— Разве стоит жить ради мести? — недоумевал Максвелл, всем видом показывая своё непонимание. — Наш мир наполнен многими прекрасными и удивительными вещами. Разве стоит месть того, чтобы от всего этого отказаться?

Айкава же в ответ горько ухмыльнулся. Конечно, он понимал, что его собеседник прав в этом плане, но признавать это он не хотел, ибо тогда все его прошлые действия станут бессмысленными, а сама жизнь потеряет конечную цель, к которой он так долго продолжает стремиться.

— Тут всё достаточно просто, Макс. — произнёс Син, опустив взгляд на землю.

— Кроме мести у меня ничего не осталось.

* * *

Дженсен мирно сидел за барной стойкой и попивал очередную порцию виски, что была куплена за легко добытые деньги. Каждый глоток чарующего алкогольного напитка возвращал в его жизнь былые краски, но каждый раз, когда он опустошал очередной стакан, где-то глубоко внутри появлялось ощущение, что этого недостаточно, после чего Тодд заказывал ещё одну порцию, надеясь, что её будет достаточно, но странное чувство отказывалось покидать его тело, из-за чего мысли мужчины часто путались и сталкиваясь друг об друга, разбиваясь в дребезги.

Пять лет в плену фанатиков не остались незамеченными. Самым важным отличием было то, что теперь Дженсен стал весьма асоциальным человеком, неспособным заговорить с незнакомыми людьми, что привело к тому, что ему пришлось пить виски в гордом одиночестве. Тревожило ли это его? Лишь отчасти, ибо больше всего его мысли были заняты тем, что пытались понять, что именно произошло с Фурией, из-за чего она стала так холодно к нему относиться.

«Быть может, парень прав, и ей действительно нужно привыкнуть к тому, что я вновь в строю. Хотя… «в строю» — это громко сказано.» — размышлял Тодд, делая очередной глоток.

Дженсен припоминал дни, когда они с Фурией работали вместе, когда их связывала сильная взаимная привязанность. Но после всех испытаний, которые им пришлось пережить, что-то внутри него изменилось. Возможно, это были следы пыток, которые оставили свой отпечаток на его душе, и он уже не был тем жизнерадостным и веселым человеком, кем когда-то был. Он понимал, что он изменился, и это страшило его. Больше не было непринужденных разговоров и шуток с уже голубовласой девушкой. Она стала холодной, отвернулась от него, и он не мог понять почему. В его глазах она была последней связью с их общим прошлым, с их борьбой за шанс стать лучшими в своей сфере, и он не мог позволить всему этому закончиться вот так.