— Как ты вообще оказался на той крыше? — не унимался он, пытаясь привлечь моё внимание, — Я полагал, что все крыши в наше время закрыты на замок, но ты перевернул моё понимание о данной теме.

Отвечать ему я не собирался — не считал это нужным. Зачем мне говорить с человеком, которого я не знаю? Да и как-то странно и подозрительно он себя вёл, так что в тот момент я решил отмолчаться, чтобы избежать лишних проблем, коих у меня и так было достаточно.

— Не делай вид, что ты не можешь говорить, — с ноткой веселья проговорил он, — Я слышал каждое твоё слово после пробуждения. Почему тебе так горестно от того, что у тебя не получилось убить себя? Так хочется познать смерть? Или же есть причины, почему ты сделал это?

Поведение этого незнакомца очень сильно злило меня. Почему он лезет туда, куда не должен? И как он вообще узнал обо мне так много? Меня показали по телевизору? Вопросов было много, а на ответы даже и намёка не было.

— Похоже, для тебя это весьма болезненная тема, — вздохнул он и сменил позу, перейдя в сидячее положение, — Прости, если слишком напираю — у меня работа такая. Вечно лезу не в свои дела, и даже не понимаю, что иногда не стоит наступать. Герои — весьма эгоистичные персоны, не правда ли? — грустно ухмыльнулся он.

А вот это его высказывание было весьма интересным для меня. Будь я чуть постарше, мне бы удалось проигнорировать его слова, но я был ещё маленьким ребёнком, которого очень сильно волновали герои, потому моё любопытство тут же разгорелось внутри моего тела, побудив меня заговорить.

— Вы… герой? — задал вопрос я, пытаясь придать своему голосу такой тон, будто бы я вообще не был в этом заинтересован.

— Да, малыш, — с простой улыбкой на лице ответил он, — Собственно, только из-за меня ты и остался жив.

— Так это вы спасли меня? — на меня вновь нахлынула грусть, — Почему… вы это сделали?

— Ещё спрашиваешь об этом? — слегка возмутился он, — Моя главная обязанность — спасать жизни таких детей, как ты. Я не мог просто стоять и смотреть, как ты расшибёшься в лепёшку, — скрестил руки на груди он, — Я даже не успел осознать всей ситуации, как моё тело само ринулось в твоём направлении.

— У вас какая-то особая причуда?

— Моя причуда — чтение эмоций. Благодаря ей я могу понять, что ощущает конкретный человек, а также я могу предугадать ход его мыслей. Не особо подходящая причуда для героя, верно?

— У вас отличная причуда, — слабо улыбнулся я, — Но… как вы тогда смогли спасти меня?

— Помогли некоторые предметы поддержки. Тем не менее всю основную работу проделало моё тело, — ударил кулаком по груди он и тут же закашлял, судя по всему, от боли, — Хорошенько ты так разогнался в полёте — даже чуть меня не сломал! — засмеялся он.

— Вы же… могли погибнуть?

— Мог, но в тот момент мне было плевать, — пожал плечами он, — Больше всего меня тогда волновала твоя жизнь. Почему ты решил оборвать свою жизнь, мальчик?

От этого вопроса внутри меня всё сжалось. Меня словно обволакивала тьма, когда я пытался отгородиться от навязчивых вопросов этого незнакомца. Неожиданное беспокойство проникло в моё сознание, заставив меня отвернуться и уставиться в сторону окна, пытаясь найти там какой-то ответ или утешение. Ощущение боли и потери, которое медленно охватывало меня, делало все слова этого незнакомца еще более мучительными.

«Почему ты решил оборвать свою жизнь, мальчик?», — его слова звучали как эхо в моей голове, вызывая ощущение нестерпимого давления на мою душу. Я почувствовал, как мой дыхание участилось, и страх охватил меня целиком, как тёмная тень, что призывает меня в свои объятия.

Чувство безысходности и одиночества заставило меня обратиться к этому незнакомцу, словно к последней соломинке в бурной морской глади. Осторожно, словно каждое слово было камнем, который я бросал в эту безбрежную тьму, я заговорил.

— Так уж получилось, что у меня… нет причуды, — медленно и тихо проговорил я, ощущая, как ком подступает к горлу, — Родители желали получить полезного и достойного сына, который бы смог помочь исправить положение семьи, но, увы, на свет явился я — бесполезный, слабый и никчёмный. У родителей не самое завидное положение, да и денег всегда не хватает. Зачем им такое бесполезное существо, как я, что способно лишь отнимать время, деньги и другие ресурсы? — в этот момент по моим щекам прокатились одинокие слёзы, и я изо всех сил старался сдержаться, чтобы не заплакать, — Мои сверстники постоянно издеваются надо мной, называют бесполезным и никчёмным, и ведь всё это… правда. Поэтому я и решил оборвать свою жизнь. Так бы всем стало намного легче.

Мои слова застряли в горле, и я чувствовал, как каждый из них разрывает меня изнутри. Горькие воспоминания и боль, которую я старался забыть, всплыли на поверхность, заставляя меня с трудом сдерживать слёзы. Моя душа была разрывалась между желанием поделиться своей болью и страхом быть опять осмеянным, но в этот момент я уже не мог остановиться.

— Я думал, что это будет правильным… — продолжал я, всё ещё избегая встречи взгляда с незнакомцем, — Я думал, что это будет лучше для всех. Лучше для родителей, которые смогут сэкономить на моём содержании, и лучше для моих сверстников, которым придётся заботиться только о себе. Но сейчас… сейчас мне кажется, что я просто ненужное бремя для всех вокруг. Я просто занимаю место, которое могло бы быть заполнено кем-то другим, кем-то лучшим.

Моя рука слегка дрогнула, когда я пытался оттереть слёзы, и я почувствовал, как невыносимое чувство утраты и пустоты начинает охватывать меня целиком. С каждым словом, с каждым признанием я ощущал, как моя сущность распадается, и как мир вокруг меня становится всё более мрачным и беспросветным.

— Но я… я не хочу больше никого беспокоить. Я не хочу, чтобы кто-то из-за меня страдал. Мне было бы легче умереть, чем причинять боль окружающим. Но почему я… я всё ещё здесь? Почему я не умер?

Я позволил моему голосу затихнуть, ощущая, как слабость и усталость захлестывают меня целиком. Тяжёлая тоска и беспомощность, которые окутали меня, оставили меня безмолвным, словно обречённым на самое глубокое одиночество и страдание.

— М-да, — разочарованно произнёс мужчина, — Будь ты чуток старше, я бы сломал тебя ещё раз за такие слова. Ты хоть сам понимаешь, какую чушь несёшь? — со злобой в голосе спросил он.

Мои глаза снова обратились к незнакомцу, и я увидел в его взгляде нечто, что заставило меня замолчать. Не было ни сожаления, ни унижения, лишь сильное недовольство. Я с трудом проглотил ком в горле, внимательно выслушивая его слова, которые были наполнены каким-то оттенком гнева.

— Твои родители приходили сюда каждый день, с тех пор как ты попал в больницу, — рассказывал он, — Они умоляли врачей сделать всё, что угодно, чтобы спасти тебя. Они были готовы продать всё, что у них есть, лишь бы обеспечить твоё спасение. Мать твоя плакала каждый день, отчаянно моля о твоей жизни. Ты даже не представляешь, какой ужас овладел ими, когда они узнали, что ты попытался покончить с собой.

Я слушал его слова, но внутри меня царил хаос. Мои родители? Они... они всё это время были здесь? Я не ожидал такой реакции с их стороны. Моя сознательная попытка окончания своей жизни, казалась мне тогда, актом милосердия. Я думал, что это сделает всем легче. Но теперь понимал, как глубоко и больно оно задело их.

Мужчина продолжал:

— Ты говорил, что ты «бесполезный, слабый и никчёмный», но для твоих родителей ты был всем. Они готовы на всё, чтобы спасти твою жизнь, потому что они тебя любят. Ты можешь не понимать, как важен ты для них, но верь мне, ты значишь для них больше, чем думаешь.

Слёзы теперь было невозможно скрыть — они лились непрерывным ручьём. Сам я еле сдерживался, чтобы окончательно не впасть в истерику. Но, судя по всему, мужчине этого было мало, потому он решил добить меня.

— Они каждый день приходили в эту палату и благодарили меня за то, что я спас твою жизнь, — голос его стал все более громким, — Они не могли поверить, что кто-то решил помочь их сыну, когда тот уже собрался на тот свет. Они чуть ли не падали мне в ноги, благодаря за то, что я не дал тебе расшибиться в лепёшку! И ты думаешь, что ты тут бесполезный? Нет, мальчик, ты очень даже нужен им. Их любовь к тебе весьма сильна, и я не знаю, каким слепым нужно быть, чтобы не замечать это.